litra

Такие дни случаются не часто. Никто не может предсказать их наступления, ни поздоровиться к ним, ни привыкнуть - и тем сладостней ощущать блаженство, даруемое ими.

Путник, утомленный, из последних сил карабкается на гору: без пищи, без воды. Его казавшиеся когда-то неисчерпаемыми силы на исходе. Все больше и больше неверных движений, все круче кажется подъем, все обманчивей - каменная твердь. Темнеет. Непроглядная ночь обрушивается на смельчака, однажды решившегося на это почти безнадежное путешествие. В почти осязаемой темноте завораживающе переливаются бледно-фосфорным светом кости тех, кто, не добравшись до вершины, нашел свое пристанище в этой печальной местности. Человек, одинокое черное пятно в черной мгле посреди обманчиво-убаюкивающего мерцания, беспомощно опускается на еще теплую землю и замирает в ожидании приговора: пусть теперь сама Судьба решит мою участь. Сон. Тревожное сперва дыхание постепенно сменяется ровным, даже по-детски безмятежным...

Как будто тот же, ничем не примечательный рассвет подкрадывается к безмолвной пустыне. Но сегодня от отчего-то решил подобраться не извне, с востока, а как бы изнутри всего твоего существа, истомившегося по ласкающим лучам этого доброго, теплого, неведомого. Ты вдруг осознаешь, что жизнь повернулась к тебе лицом, каким-то иным, загадочным и привлекательным. Все, что мучило и удручало тебя еще вчера, все, чему так легко было лишить тебя сил и чему не виделось конца, как по мановению волшебной палочки растворилось в этих всеобъемлющих лучах. Все ярче их свет, все большее пространство охватывает его разливы. Местность, столь печальная доселе, приобретает неземные, фантастические очертания: неприступные скалы, бездонные ущелья - все препятствия по дороге к цели становятся осязаемо меньше, съеживаются до игрушечных размеров. Кажется, ты с головокружительной быстротой растешь, растешь до небес - и вот уже с высоты птичьего полета обозреваешь землю, людей, ее населяющих и... самого себя, такого еще крошечного, оставшегося там, на земле и такого ничтожного в своем безумии. Тот, земной, втайне гордился своим величием, тщился совершить невозможное, самоуверенно ломился к цели, невзирая на трудности. Неудивительно, что в пылу свершений, на одном из поворотов, он запамятовал о цели и забыл ее очертания. И вот уже он беспомощно бегает по кругу, боясь признаться себе в том, что заблудился...

Ты же, орлиным взором следящий за агонией того несчастного. Вдруг понимаешь, что этот несчастный - ты сам. Вас теперь двое - душа и дух, земной и небесный, но двое в одном. Ранее не желавшие друг друга знать почему-то сошлись в этот день и мирно беседуют. И земной, как это не противно его природе, признает, да, я не прав, я согрешил, да, я ничтожество и заслуживаю презрения и смерти, да, я раскаиваюсь и исчезаю под натиском этого доброго, теплого, неведомого. А небесный - простирается дальше, вширь, ввысь, объемлет необъятное - уже, такой огромный, сияющий, склоняет колена перед неизмеримо более огромным и совершенным.

ИНОК

От массы прозревших лоно земли

Широких и торных тропинок

высокие думы тебя завели

На ту, что едва различима вдали,

Где люди редки, да и надобны ли -

На ту, где рождается ИНОК.

Иной, непохожий на всех остальных,

Презренье презревший, а значит

Всегда и везде ты герой для одних,

Для прочих - безумец, но что тебе в них:

ведь сущность всех слов и деяний твоих

Заложена в слове „ИНАЧЕ“.

Иначе - взирать на теченье времен,

На звезд и планет перемены.

Иначе ты жив - и иначе рожден

Иному позор и иному - поклон.

И ты, если миром на смерть осужден,

И те, кто с тобою - блаженны.

И стрелы, и ветры стучались в твой щит

Сбивая с пути, но тем паче

Ты к небу тянулся. Мир думал: убит,

И имя чернил, выставляя на вид

Твои злоключенья и муку, и стыд,

За то, что ты мыслил иначе.

ИНАЧЕ. Ты легких путей не искал,

Взбирался на скалы упрямо,

Скользил, оступался - и падал со скал,

Но Тот, Кто в тебе, то и дело спасал,

И на ноги ставил - и ты воскресал

Для новой, неведомой драмы.

И все потому, что из тысячи всех

Возможных дорог и тропинок

Ты выбрал не ту, где господствует грех,

Не ту, где привольно и море утех,

Но ту, где рождается ИНОК.

В ДОГОНКУ ПАСТЕРНАКУ

Как Иордан, как Рубикон,

Преодолеть свои пределы.

Судьбу и смерть свою на кон -

И, пусть неловко, пусть несмело,

Вперед. Один всего лишь шаг

С тропы, в траве едва заметной,

На колесованный большак,

На колею дороги смертной.

Один лишь шаг, лишь миг один

Решает все в игре мудреной:

Сияньем ледяным вершин,

Столбом позора и короной

Пронизан воздух. Выбор дан

на крутизне водораздела,

Где Рубикон, где Иордан...

...Преодолей свои пределы.

ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ

Наперекор упрямому течению

Отправиться немногие рискнут.

Безумца разве ли, скажем, гения

Прельстит подобной сложности маршрут.

Зачем же, по какому зову-вызову

Из года в год зачем, скажите мне,

В верховьях рек из вод морских неистово

На нерест рвется рыба по весне?

Извилистыми узкими протоками,

Где бег воды безжалостен и скор,

Крутыми перекатами-порогами,

Заметами, сетями и острогами

Теченью и судьбе наперекор.

Едва ли из стремленья личной прибыли

Она хвостом о воду дико бьет,

Чтоб вовремя успеть навстречу гибели

И умереть, чтоб жив остался род.

А после, мукой родов распростертая,

Она уступит ласковой волне -

И вниз скользнет...

Но рыба только мертвая

Течению безропотна вполне.